Долгое возвращение, часть 1, глава 2.

От неожиданно прозвучавшего вопроса парни мало не подскочили.

— И как же? – рыжий юноша вздёрнул бровь, а черноволосый насторожился.

— Так, словно ты планируешь отбить Мирику у Квентина.

Челюсть Алекса состыковалась со столом, а Квентин расхохотался на всю кухню. Отсмеявшись, он глубоко вздохнул и поднялся на ноги.

— Тогда пошли – пока наши  родители не поднялись и не решили пристроить нас к работе или занятиям.

— Ну, меня может и не пристроят, а вот вас с Эльной – точно. Ей сегодня ещё на примерку…

— Не напоминай, Алекс! – замахала руками девушка и обернулась к принцу, — Квентин, он всегда такой или только сегодня?

— Нет, только сегодня, — усмехнулся Квентин, и, дождавшись облегчённого вздоха, добавил:

— Обычно он ещё кошмарнее.

Эльне оставалось только вздохнуть, и подняться следом.

На этот раз они не плутали по тайным ходам, а шли по широким светлым коридорам, поднялись по лестнице и наконец оказались в боковом крыле дворца. В коридоре, в котором они оказались, в воздухе отчётливо попахивало краской.

— Это обиталище нашего художника. Он выпросил портрет, чтобы изучить технику лизелийских мастеров, — коротко пояснил Квентин и постучал в дверь. После минутного ожидания он повторил стук и наконец, осторожно приоткрыв дверь, просунул в образовавшуюся щель голову.

— Отлично – никого нет, и портрет на месте! – открыв дверь шире, Квентин просочился в неё полностью и позвал друзей за собой.

Комната Эльне очень походила на ту, что осталась в фамильном особняке от съехавшего ещё до её рождения семейного художника. Просторная, светлая, мольберт с незаконченной картиной, стеллаж со всякой всячиной… Больше девушка рассмотреть не успела, так как поймавший её за локоть Алекс потащил её туда, где уже стоял Квентин.

Потрет, несомненно, был выполнен в манере «придворного идеализма» — когда все недостатки внешности принца или принцессы сглаживаются и ретушируются, а достоинства, наоборот, выставляются напоказ. Какие масштабы приняло исправление внешности – догадаться до встречи с оригиналом было нереально, но на взгляд Эльны, девушка на портрете выглядела весьма мило. Лицо сердечком, подчёркнутое причёской – собранными в сложный пучок на затылке каштановыми волосами со свободными завитыми прядками ниспадающими с висков, немного бледновато – но это возможно избыток пудры. Курносый носик, голубые глаза и робкая, немного застенчивая улыбка.

— Какая-то она пресная, — С недовольной миной протянул Алекс.

— Ну, знаешь ли, рядом с твоей матушкой кто угодно пресным покажется, — вступился за невесту Квентин.

— И не забывайте, что это придворный портрет, — выступила в роли голоса разума Эльна, — её одели, увешали драгоценностями и посадили в кресло. И все. На самом деле она может быть какой угодно.

— И то верно, — согласился Квентин, — так что, Алекс, чтобы составить полноценное суждение, тебе придётся дождаться зимы.

О чём дальше друзья спорили, Эльна слушать не стала. И так было понятно, что закончится дело дружеской перепалкой. Вместо этого девушка решила отойти к окну и посмотреть на картину, над которой сейчас работал сейрунский художник.

А когда подошла и разглядела – то спор друзей за спиной исчез вместе с остальным миром.

На самом простом фоне из возможных была изображена группа людей.

Госпожа Лина – такая, какой была, наверное, в молодости, в те времена, о которых вскользь упоминалось вчера вечером. Её обнимал Гаури – такой же спокойный и добродушный, как и всегда. Королева Амелия – совсем девочка, и глаза сияют той самой чистотой, которая принадлежит лишь детям, той чистотой, что сейчас померкла под грузом забот её обременительного сана. Принц Зелгадисс – с резким, внимательным взглядом, он не обнимает юную Амелию, но по его позе видно – тот, кто осмелится обидеть её, долго не проживёт. За его спиной  — две незнакомые девушки. Блондинка с огромными голубыми глазами в белом и розовом и черноволосая зеленоглазая жрица довольно высокого ранга. Рядом с Гаури – Кселлос, могущественный монстр с плутоватой улыбкой.

— Блондинка – Филия уль Копт, золотая драконица, бывшая жрица Огненного Короля-Дракона, пророчица. Брюнетка – Сильфиль Нелс Раада, старшая жрица Нового Сайраага, — раздался над ухом у Эльны голос Квентина.

— Сильфиль, между прочим, одно время конкурировала с мамой за папино сердце, — добавил от себя Алекс, — а решение разместить Филию и Кселлоса на разных концах картины было, на мой взгляд, весьма мудрым. Ей-же-ей, эти двое вполне способны повздорить и в виде изображений.

— Повздорить? – Эльна недоумённо уставилась на парня, а Квентин вздохнул:

— Это не объяснить, это видеть надо. Поверь.

— Солидарен, — закивал головой как хитрая кунанская игрушка Алекс. – И вообще – пора бы отсюда мотать. Если у вас остался прежний художник, то он не будет в восторге, застав в своей обители непрошеных зрителей.

— Художник остался прежний, и ты прав, — Квентин решительно направился к выходу. – Идём, у нас найдутся дела и без помощи родителей.

— А уж если с помощью, то о праздности можно будет забыть. – Алекс пропустил перед собой Эльну и вышел последним, плотно прикрыв дверь.

— Уж не знаю, какие дела вам могут найти, а мне их уже отыскали ещё вчера, — девушка тяжело вздохнула и тоскливо оглянулась. – Кто-нибудь может показать мне дорогу до отведённых мне комнат?

— Разумеется, о жертва швей и церемониалов, — отвесив шуточный поклон, Алекс взял её под руку и улыбнулся, — когда они закончат тебя мучить, напомни кому-то из нас, чтобы научили тебя ориентироваться во дворце. Что-то мне подсказывает, что это знание тебе не повредит.

В первую ночь на новом месте Лина обычно спала до полудня, если, конечно, она с вечера не давала себе установку встать спозаранку, или же не приключалось нечто из ряда вон. Но покои в королевском дворце Сейруна новым местом не были – напротив – напрочь знакомым и привычным. Волшебница, проснувшаяся гораздо раньше воина, позволила себе немного поваляться под одеялом, а потом всё же встала, и, накинув халат, прошла в ванную. И тут все её намерения подняться пораньше растаяли как утренний туман под лучами солнца.

После нескольких дней, проведённых в непрерывной скачке, парой вечеров в горячей воде гудящее от долгого напряжения тело не удовлетворилось, и буквально каждая мышца и каждая косточка вопили, моля о ванне. И Лина сдалась. Скинув халат и ночную сорочку, она до предела открутила краны, и пока тёплая почти до уровня «горячая» вода наполняла огромную белоснежную ёмкость, перебирала флакончики с ароматическими солями. Обычно волшебница ими не пользовалась, но сейчас захотелось немного пошиковать. После краткой инспекции запахов Лина остановилась на самом нежном и ненавязчивом, и с глубоким вздохом погрузилась в воду.

Благословенное тепло охватило её тело, нежный запах слегка дразнил ноздри, не забивая их и не раздражая, посторонние звуки не долетали до ванной, и волшебница с наслаждением откинула голову на специальную подушку и смежила веки.

Хотелось забыться, отрешиться от забот и тревог мира ещё ненадолго, но неугомонная натура, разбуженная всплывшими перед внутренним взором осколками полузабытого сна и предсонных мыслей, требовала своего — и Лина начала перебирать в памяти события миновавшего дня. Что-то не давало ей покоя, какая-то мысль шевелилась на задворках сознания, как волна набегала на берег, что-то, упущенное ею. Что-то не слишком важное – Лина хорошо знало то тягостное и мучительное ощущение – но тем не менее могущее иметь значение в дальнейшем…Волшебница начала аккуратно восстанавливать в памяти события минувшего дня, одно за другим перебирая события, встречи, темы разговоров… При воспоминании о письмах в глубине сознания забрезжил свет, а ещё раз мысленно представив список их авторов, волшебница сначала удовлетворённо вздохнула, а потом ощутила некоторый стыд – чувство, ей в обычной жизни не свойственное.

За всеми хлопотами, переездами и грозными предзнаменованиями она умудрилась совершенно забыть про Покоту. Последнее известие от царственной мягкой игрушки пришло месяца три назад, и ничего особенного, и тем более тревожного, письмо не содержало. Были всего-навсего заключены ещё какие-то договора, прибыл посол … Обычные житейские мелочи в масштабах государства, пусть и карликового. С тех пор – ни слуху ни духу, а в свете череды мрачных известий (не считая лучика надежды из Нового Сайраага) такое молчание заставляло… задуматься. И ожидать чего угодно.

Или отсутствие плохих новостей всё же может оказаться хорошей новостью?.. Лина со всем пылом не угасшим за годы, пожелала, чтобы так это и случилось… А потом тепло воды, запах ароматической соли, тишина  – снова обрушились на неё во всей своей мощи, и волшебница, ещё раз вызвав в памяти образ Покоты, соскользнула в дремоту.

Спустя некоторое время её разбудил Гаури, осторожно потрясший чародейку за плечо.

— Лина, просыпайся – вода остывает! Ещё простудишься…

— Рикавери наложу, — недовольно буркнула Лина, на мгновение приоткрывая один глаз.

— Всё равно просыпайся – завтракать пора, — бодро и весело – и кто тут, спрашивается, засоня – продолжал своё чёрное дело Гаури.

— Ты знаешь, на что меня ловить, — волшебница со стоном начала выкарабкиваться из ванны. – Полотенце дай.

Воин уже развернул его, и чародейку,  почти мгновенно укутала мягкая ткань.

— Спасибо, — Лина наскоро вытерлась, и, распустив волосы, отправилась одеваться под плеск воды и жизнерадостный свист умывающегося Гаури.

Путь в малую бежевую столовую помогли найти память и манящие запахи, доносящиеся оттуда. За столом уже сидел Зелгадисс, просматривающий какие-то бумаги и прихлёбывающий кофе из чашки. На тарелке перед ним царила девственная чистота.

— Доброе утро, Зел, — Лина поздоровалась с другом и критически осмотрела то, что должно было называться его завтраком.

Под её взглядом Зелгадисс слегка поёжился и сделал попытку утянуть с ближайшего блюда золотистый пирожок, но Лина решительно пресекла его поползновения.

— Нет уж, одним крохотным пирожком ты не отделаешься! Раз уж Амелия сейчас отсутствует и не может за тобой присмотреть, придётся взвалить эту ношу на свои плечи.

Зелгадисс только вздохнул – когда на подругу находило подобное настроение, то единственным разумным решением было подчиниться стихии и надеяться на лучшее. Волшебница тем временем выложила на тарелку два вида салата, несколько ломтиков сыра, баклажанные рулетики, рулетики из ветчины с сырной начинкой…только когда на тарелке уже не осталось места, Лина установила её напротив Зелгадисса и завершила натюрморт двумя ещё тёплыми булочками.

— Ешь, Зел, — и принялась наполнять свою тарелку.

Бывший химера вздохнул и подцепил вилкой ломтик буженины. В последние годы с утра он вообще редко когда ел, а уж в таких количествах… Но с Линой не поспоришь – Зел покосился на волшебницу, и увидел насквозь знакомую и привычную, а оттого ожидаемую картину «битвы за еду». Лина и Гаури наперегонки заполняли тарелки, обмениваясь отрывистыми комментариями относительно пригодности того или иного кусочка для завтрака. Через пару минут они наконец успокоились – ровно настолько, насколько это слово подходило к данной паре – и сели на свои места, принявшись поглощать свои порции с таким аппетитом, что Зелгадисс и сам не заметил, как уничтожил содержимое своей тарелки подчистую и взял с блюда ещё одну тёплую булочку – подобрать причудливо смешавшиеся на тарелке остатки подливок и соусов.

В этот момент в комнату вошла Амелия.