Долгое возвращение, часть 1, глава 2.

— Ставку?.. – еле слышно, очень осторожно спросил Алекс. Юноша не хотел задавать этот вопрос. И ответ на него ему получать тоже не хотелось. Но это желание не осуществилось…

— Ставку на то, чьё мировоззрение возобладает в мире, — сурово и несколько торжественно – видимо, кровь в его случае тоже не была водицей – произнёс принц Кристофер.

— Их или наше… — прошептала, исполненная дурных предчувствий, Эльна. – Практическое или мистическое, как Данкарле это называет…

— Да, — кивнул Кристофер и сокрушённо покачал головой. – Вот уж не думал, что доживу до такого – что наш образ мыслей будет вызывать у элиты окружающего Полуостров мира недоумение и досаду!.. А ведь начиналось всё совсем иначе…

— Наверное, — Эльна пожала плечами, прежнее отношение внешников к магии её сейчас волновало мало. – Ваше Высочество, Вы говорили, что наш с Данкарле разговор внимательно слушали, чтобы сделать выводы… Вы можете сейчас сказать, хотя бы приблизительно, какие выводы все слушавшие сделали?

— К сожалению, пока мои наблюдения неутешительные, — принц помрачнел. – Большая часть наших гостей восприняло Ваши слова о том, что в их мире Вы не хотели бы жить как признак ограниченности и слабости…

— Они считают слабостью нежелание губить окружающий нас мир ради подкладывания лишней подушки себе под зад? – вскипел Алекс, стиснув кулаки, но миг спустя вспомнил, с кем беседует, и зарделся. – Ой, извините, Ваше Высочество… Я не хотел, само вырвалось. Простите пожалуйста…

— Не стоит переживать, юный Алекс, — улыбка Кристофера была пускай слабой – но была. – Я подумал примерно то же самое…

Парень и девушка не удержались – переглянулись, стараясь задавить рвущиеся на губы усмешки, а улыбка Кристофера тем временем угасла.

— А если добавить к этому известные нам обстоятельства…

Эльна закусила губу, Алекс стиснул кулаки.

— Но об этом ещё почти никто не знает… — осторожно проговорила девушка.

— Пока да, но если тенденция сохранится, то нам придётся туго, — принц мрачно покачал головой и в очередной раз вздохнул. – Но не будем столь пессимистичными – за время общения с госпожой Линой я успел понять, что в её обществе слово «невозможно»…

Слова Кристофера были призваны привнести в разговор надежду, но голос подвёл – радости в нём не было ни капли, и принц сам это прекрасно понимал. И ни Эльне, ни Алексу и в голову не приходило даже попробовать упрекнуть его за это.

Неловко распрощавшись, они разошлись в разные стороны, а приём продолжал идти своим чередом…

— Ненавижу! – Лина выдрала из волос красивый черепаховый гребень, на котором держалась её причёска, и роскошная вопреки всем невзгодам и годам огненно-рыжая грива рассыпалась по плечам.

— Как же я ненавижу все эти церемониалы и официоз! – швырнув несчастный гребень на туалетный столик волшебница остановилась у ширмы и принялась, выкручивая руки, расстёгивать крючки на своём бледно-зелёном платье.

Гаури не стал рисковать влезать с предложениями помощи и тихо уселся в кресле в углу, сражаясь по очереди сначала с пуговицами камзола, а потом и с косой, в которую трудами Лины был вплетён серебристый шнур. Шнур изволил зацепиться несколькими волокнами за волосы и намертво переплестись с ними – так что последние высказывания супруги Гаури благополучно пропустил, выдирая зловредную верёвку из своей золотистой гривы.

Волшебнице тем временем удалось справиться с платьем, и изысканный наряд, отвечающий всем стандартам моды и придворного этикета, сполз на пол по худощавой фигуре недавней хозяйки, чтобы быть попранным ею же. Не заботясь, видит ли её кто-то кроме продолжающего неравный бой с причёской Гаури, Лина решительным шагом направилась в ванную, не озаботившись отыскать халат.

До предела открутив краны, женщина продолжила развеваться, швыряя одежду на кафельный пол как попало и, дожидаясь, когда ванная наполнится, присела на корточки на плетёном коврике. Её мелко колотило, несмотря на плотно закрытые окна с мутными стёклами и идущее от воды тепло. Гнетущий холод шёл из души – она, мерзавка такая, не желала признавать никаких утешительных благоглупостей.

Она сколько угодно могла лгать окружающим своими намёками на уверенность, убеждённостью в своих силах, в своей правоте… Но наедине с собой она могла себе позволить беззвучно признать свой дикий, невозможный страх перед будущим, перед  надвигающейся на них пустотой… Страх за друзей, приятелей, учеников, не-друзей… За Сейрун, Эльмекию, все крохотные городки, деревеньки… За драконов, рыболюдей, лисов – история Джилласа отлично иллюстрировала отношение внешников ко всем, кто не похож на всех…

Задумавшаяся волшебница не слышала, как сзади подошёл Гаури, покидал свою одежду рядом с её вещами. Не заметила даже, как он закрыл краны, и обратила на него внимание только тогда, когда мечник соскользнул в воду и за руку стащил туда же и её саму, окунув с головой.

— Ты чего творишь? – возмущённо воскликнула Лина, выныривая и отбрасывая с лица намокшие волосы. – Предупреждать же надо!

— Если бы предупредил, ты бы не согласилась, — безмятежно отозвался Гаури, который по отсутствию немедленного файербола сообразил, что карать направо и налево его прекрасная половина пока не намерена, и уже успел расслабиться. – Да и сюрприза бы не получилось…

— Сюрприза?.. – волшебнице наконец удалось справиться с волосами, и она смогла сосредоточиться на выходке мечника и своём мнении о ней. – Если теперь у тебя это сюрпризом зовётся, то…

— Не злись, Лина, — так ловко перебил её Гаури, что та утратила дар речи на полувздохе и растеряла весь пыл.  – Лучше плыви сюда, здесь скамеечка такая удобная!.. Посидим, помечтаем…

— Помечтаем?.. – Лина с мукой в голосе медленно двинулась вслед за ним, а затем умостилась у него на коленях, окинув голову на сильное родное плечо. – Мечтать, мечтать… Знаешь, Гаури, а я сейчас не могу вспомнить, как и о чём я мечтала и мечтала ли вообще.

Волшебница смолкла, закусив губу. Умом она понимала, что это не так, что все эти безнадёжные слова говорит не она, это говорят все тёмные воспоминания, все шрамы, пятнающие её душу – шрамы от заживших ран, заживших, но запомнивших боль навек… Запомнившие боль и страх, отчаяние и кажущуюся безнадёжность – всё то, против чего она восставала инстинктивно, из одной отчаянной жажды жизни и радости.

— Ты ведь знаешь, что это не так, Лина, — негромко разрушил стену её безмолвных раздумий Гаури. – Вспомни то тёмное облако, в которое нас забросил Вальгааводаркстаровольфеид. Вспомни, что ты тогда говорила, вспомни… пусть эта твоя мечта, если её записать, вызовет чти-то смех или презрение, но по-моему, это «пусть завтра будет» — гораздо лучше всяких там «мира во всём мире» и «всеобщего счастья для всех и даром». Честнее уж точно.

Лина слушала его молча, не пытаясь задать вопрос или перебить, и глаза её отчего-то щипало.

Хотя почему – отчего-то? Ты знаешь это, понимаешь какой-то глубинной частью сознания, смыкающейся с душою на границе безвременья, там, где царит ласковая буря и неистовый штиль Океана Хаоса, там, где все слова теряют смысл. Знаешь, но никогда не сможешь выразить… Знаешь, что уже ничего не изменить – зачем тогда было беседовать с Амелией о той картине?.. А? Вот-вот…

— Да. Ты прав, Гаури, — Лина глубоко вздохнула и наконец смогла закрыть глаза. – Завтра должно быть – а уж понравится оно нам или нет – это уже дело десятое…

— Ну, не десятое, — волшебница почувствовала его улыбку, — всегда можно что-нибудь сделать, чтобы это завтра стало чуточку лучше…

— Да, ты прав… Мы можем сделать кое-что…

— И что же? – мечник извернулся, вытянул шею, пытаясь заглянуть ей в лицо, и Лина заставила себя поднять веки.

Надо выбираться отсюда и идти спать… Это осознание… которое не дало ровным счётом ничего… обессилило не хуже Гига Слейва…

— Оставим это на завтра, Гаури… на настоящее завтра, а не на чуть более дальнее. Хорошо?

Лина заглянула ему в глаза – честные и бесхитростные голубые глаза, в глубине которых таилось отражение её собственных глаз.

— Конечно, — воин улыбнулся легко и светло. – Идём спать, ты, вижу, устала…

На Сэйрун опустилась тихая весенняя ночь.