Всё проходит, и только время
Остаётся, как прежде, мстящим.
И глухое, тёмное бремя
Продолжает жить настоящим.
(с) Н. Гумилёв
Мина медленно шла по галерее дворца в хвосте и в стороне от процессии одноклассников, что начисто исключало любую возможность услышать экскурсоводствующего историка, но сей факт синеволосую девушку совершенно не огорчал, даже напротив – радовал. Какое удовольствие слушать дикий бред, мало соотносящийся с реальным положением дел? Да никакого. Мина равнодушно окинула тоскующим взором ещё одну статую и вернулась к занимательному наблюдению плиток пола под ногами. Так она провела все прошедшие полтора часа долгой экскурсии, повествующей «об удивительной древней культуре Отдельного Полуострова» — ха! Была бы её воля – она ни на секунду не задержалась бы в компании, а, отдалившись от них, свернула бы в первое попавшееся ответвление коридора и пустилась бы бродить по залам и галереям, знавшим и помнившим куда больше и вернее, чем все люди вместе взятые.
Помнившим истину, но лишь ту, которую им позволили узнать…
Вздрогнув, Мина нервно повела плечами и оглянулась, прикидывая возможное поведение экскурсовода и ведомого им стада на ближайшее время. Те как раз скапливались у очередного алькова, и девушка со спокойной совестью вернулась к размышлениям, надеясь снова разбудить тот голос, что изредка шелестел на задворках слышимости, разбивая окружающую действительность вдребезги и собирая её заново. Он не говорил многого, но даже тех крох и логики хватало, чтобы понять, насколько окружающий мир отличается от описываемого. И как чудовищно, невозможно отличался мир ушедший…
Череда революций четырёхсотлетней давности смела привычный Полуострову порядок, а сорок лет назад, во время Фиалковой революции, произошёл пожар в Главной Библиотеке, начисто уничтоживший несколько архивов и схронов с записями, все как одна относившимися ко времени «непроходимости Пустыни Разрушения» и «низкого уровня развития кораблестроения». И теперь лишь сказки и сохранившиеся памятники пытались пронести сквозь времена вести о той жизни – жизни за Барьером Демонов.
У учёных мужей эти легенды не вызывали ничего кроме смеха, отдельные энтузиасты время от времени пытались отправиться исследовать Пустыню Разрушения или в море на юг – на поиски Острова Волчьей Стаи, но за последние пятьдесят лет и эти попытки сошли на нет. Мифы тоже умирали…
Процессия вновь тронулась, и Мина привычно пристроилась ей в хвост. Лишь изредка она бросала взгляды на окружающие её произведения искусства, свезённые сюда сотни лет назад усилиями королевской династии Сейруна, некогда – могущественнейшего государства континента, а сейчас – всего-навсего страны-музея, которую в мире любят, но уважают не более, чем фарфоровую безделушку на полке в шкафу. Впрочем, им ещё повезло… Родную Минину Зефилию превратили в аграрную страну, не давая развивать никакую наукоёмкую промышленность, и где даже запчасти для тракторов приходится покупать за рубежом…
А всё внешние страны и Эльмекийская Империя – ах простите, Республика… Правители экс-империи первые поскакали вслед за большинством, первые приняли их «ценности»… и первые получили революцию.
И первые умерли.
На губы девушки наползла кошмарная усмешка – усмешка, которую боялись все, кто хоть сколько-нибудь знал Мину. Но сейчас на неё никто не смотрел, и она спокойно продолжала идти вслед за группой, перебирая уже в который раз передуманное – и, окончательно забыв о внешнем мире, не заметила, как врезалась в неожиданно остановившегося одногруппника.
— Какой Швабры?..
— А-а-а… Мина, прости, я… не хотел… Ты лучше погляди, какие тут брошюры продаются – ты вроде таким интересуешься! Чертёж того самого Барьера Демонов!
Сие «погляди» выражалось в сунутой прямиком в лицо глянцевой меловой бумаге, ещё пахнущей типографской краской. Вздёрнув бровь, Мина пару секунд раздумывала, не стоит ли послать доброхота к Дайнасту на Северный Полюс, но всё же пригляделась…
Знак Зеллас с какого-то перепугу изобразили на Северном Полюсе, Дайнаста отправили плавать в Море Демонов, Дольфин посадили на Остров Волчьей Стаи… Один Фибриццо на месте… И за что только ему такие почести?..
Конечно, можно было бы всё это выдать в прямой эфир – и пусть Майк гадает, откуда такие познания, но… Что-то заставило Мину смолчать.
Девушка только равнодушно окинула взглядом тощего прыщавого парня и, обойдя его по широкой дуге, собиралась уже идти дальше, как…
Это было как удар молнии, как нож в сердце, как клиническая смерть. Мина стояла – и не могла понять, отчего же она так уставилась на эту вроде ничем не примечательную картину – простой групповой портрет, пусть и неплохо написанный и хорошо сохранившийся… Просто не смотреть было нельзя. Просто идти дальше казалось подобным смерти. Шаг, другой. Мина подошла к висящей на стене картине и вгляделась в лица людей, живших, суд по одежде, не менее тысячи – полутора тысяч лет назад…
Молодая девушка, стройная и тоненькая, как тростинка, с огненно рыжими волосами и алыми… нет, не алыми – рубиновыми глазами.
Её приобнимает за плечо высокий блондин с добрыми, наивными глазами.
Рядом с ним опирается на посох с красным камнем странноватого вида парень с фиолетовыми волосами, хитрым прищуром и лукавой улыбкой.
С другого бока от рыжеволосой – другая девушка, пониже ростом и поплотнее сложением, её чёрные волосы коротко подстрижены, она широко, открыто улыбается.
Рядом с ней – стройный юноша с необычным, резко очерченным разрезом глаз, волосы падают на лицо, частично скрывая его.
За ним – две девушки. Одна черноволоса и зелноглаза, у другой – роскошно-золотого оттенка пышная грива и синие глаза. Обе кажутся на первый взгляд совершенно безобидными…
Как и все на картине.
Как обманчиво бывает первое впечатление…
Мина прикрыла глаза и ещё раз пригляделась к картине из-под полуопущенных ресниц.
Смотри, смотри! Это – память. Это прошлое, которому пришло время вспомнить самое себя…
— Мина Айнвас, вы всех задерживаете!
Девушка медленно подняла голову, открыла глаза и посмотрела на историка долгим, тяжёлым взглядом. Собравшись с силами, она заставила себя вести себя как обычно.
— Вы идите, я здесь побуду.
Историк выдвинулся всем своим упитанным телом, вздымая руку и указывая перстом на девушку. Та сделала шаг вперёд – навстречу ему.
— Экскурсия ещё не окончена, вы что, намерены всё оставшееся время здесь стоять?
— Это первый экспонат, заинтересовавший меня. За все полтора часа. А всё остальное я потом по альбомам просмотрю.
Историк одарил девушку ничего хорошего не обещающим взглядом. Пренебрежительно усмехнулся.
— Тогда встреча в вестибюле через час. По окончании поездки я проверю, как вы просмотрели альбомы, хотя даже сейчас имею полную уверенность в том, что просмотрите вы из рук вон плохо. Особенно, если учесть то, что привлекло ваше внимание…
Мина скрипнула зубами. Она никогда не пробовала наркотики, даже не думала прикасаться к ним, но это состояния одиночества и оторванности взгляда от картины сравнила бы с ломкой.
— Я найду дорогу до вестибюля, учитель, — низкий, отдающий хрустом битого стекла голос.
Преподаватель как на стену натолкнулся. Замер, словно мгновенно заледенев, отвёл взгляд от девушки, а потом медленно развернулся и направился к не ожидавшим такой развязки ученикам.
Мина вздохнула, и, развернувшись, и не глядя, сделала шаг – назад, к картине…
И едва успела остановиться, чтобы не врезаться в другую девушку, точно так же замершую, разглядывая изображённую на ней компанию. То ли услышав, то ли почувствовав движение воздуха, та отшатнулась…
Очень светлые, да нет – белые волосы, смуглая – или загорелая кожа… И потрясение в глазах, потрясение, медленно, но верно сменяющееся узнаванием.
Взаимным.
— А мы раньше не встречались?..
Вопрос задали одновременно, в два голоса.
И мгновением спустя – рассмеялись.
Мине было легко – так легко, как не было уже давно. Легко и спокойно. Словно случилось что-то очень хорошее… Правильное, именно – правильное.
Всё правильно.
Голос внутри шепнул – и умолк. Мина встряхнула головой и заговорила:
— Знаешь, я совершенно уверена, что где-то тебя видела. Как тебя зовут? Меня – Мина.
Незнакомая девушка склонила голову набок и представилась.
— Моё имя Зельма. И у меня точно такое же ощущение.